И ПЕТЬ НАМ, И ВЕСЕЛО ПЕТЬ!

КСПшные анекдоты от Берга.

Туапсе

1996


ВЕЛИКАЯ СИЛА ИСКУССТВА



Когда деньги "не играют рояли".


Рассказывает Николай Адаменко (Харьков), хотя Дмитрий Бикчентаев (Казань) утверждает, что это - чистейший "фольклор".
- Дело было во второй половине 80-х, когда Андрей Козловский еще работал сварщиком "на северах" и "на материке" появлялся с карманами, оттопыривавшимися от обилия билетов Госбанка СССР.
И вот он сидит в компании своих казанских друзей в не очень меблированной квартире какой-то общей знакомой. Сидят, "квасят". В какой-то момент горючее заканчивается, а энтузиазм еще нет, и Андрей как наиболее кредитоспособный участник события вызывается пополнить запасы. Исчезает он надолго.
Когда оставшиеся уже почти свыкаются с мыслью, что его планы на остаток дня изменились круто и окончательно, на лестнице возникает какой-то шум, возня, звучат грубые мужские голоса и раздается звонок в дверь. Хозяйка открывает, и незнакомые мужики под руководством Андрея вкатывают не очень старое пианино.
- Вот, - говорит Андрюша,- зашел по ошибке в комиссионку, увидел эту штуку и понял, чего нам недоставало.
Ну, добавили, помузицировали, стали расходиться. Уходит и Андрей. Хозяйка:
- А пианино?
- Так ведь, может, не в последний раз...
Удалось навести справку по данному эпизоду у самого Козловского.
- Не было этого в Казани. В Вологде было. Это пианино рублей двести стоило всего-то.
- А что ты сказал, уходя?
- Не помню: пьянка же была!

Лекарство для души, и не только.


Рассказывает Александр Иванов.
Концерт в Москве. Саша поет и вдруг замечает, что один зритель время от времени что-то записывает в записной книжке. Кто он и что пишет? Вроде бы не гэбэшник - времена уже не те. Тогда кто?
В перерыве этот человек подходит к Саше и говорит, мол, знаете, Ваши песни обладают зарядом энергии, способным производить целенаправленное лечащее воздействие на человеческий организм. Я вот тут отметил: эта песня - "от головы", эта - "от сердца", эта - "от почек"...
Тут сидящий поблизости известный визборовед Р.А.Шипов тихонько шепчет Иванову:
- Спроси его, а нет ли у тебя чего от геморроя?

Кимельфельд и нимфы.


Кто-то рассказал.
Дело было в Киеве в середине 70-х годов.
Сидят на бульваре на лавочке трое - Дима Кимельфельд и две живописные особы альтернативного полу. Поодаль маячит и, судя по всему, мается четвертый - страж порядка. Мается от того, что не может разрешить проблему: если мужик, сидящий на лавочке (а это, как вы поняли, Кимельфельд) пьян, причем до безобразия, то почему трезвым девочкам так хорошо с ним и весело? А если он тверез, то почему так похож на пьяного?
Ну, почему похож, вы тоже догадались - по причине незаурядного артистического дарования. Но всему прекрасному рано или поздно приходит конец, и по изменениям в оттенках поведения мента Дима понял, что тот уже почти решился на исполнение служебного долга, и с шуткой пора завязывать. Концовку Дима придумал весьма изящную - разыграть пантомиму с воображаемыми стаканом и бутылкой водки.
А позади скамейки рос пирамидальный тополь с низко расположенными ветвями. И Дима со словами "Вот сейчас я возьму стакан..." засовывает в листву руку и... достает пыльный граненый стакан, о существовании которого он, естественно, не подозревал.

С учетом специфики аудитории...


Владимир Качан рассказывал, что в свое время он надолго исключил из репертуара песню Б.Окуджавы и И.Шварца "Кавалергарда век недолог..." после того, как однажды, привычно выводя "не обещайте деве юной любови вечной на земле...", он вдруг вспомнил, кому он это поет: дело происходило на концерте для работников ЗАГСов.
Вероятно, нечто подобное испытал и Олег Митяев, когда его во время благотворительного выступления в исправительно-трудовой колонии заставили-таки спеть коронную "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!".
Но не все так печально. Сергей Кульбака (г.Переславль-Залесский) вспоминает, каким энтузиазмом была охвачена аудитория в подобном заведении, когда они с братом Николаем и другими участниками ансамбля политической песни (дело было в начале 80-х) пели, казалось бы, стереотипные слова о том долгожданном, но неизбежном моменте, когда решетки заржавеют, "темницы рухнут, и свобода..." Это было прекрасно!

Что и было сделано.


Грустный случай. Рассказал кто-то из екатеринбуржцев.
На фестивале "Ильмень-94" Петр Старцев спел песню, в которой были слова: "Успокой скорей поэта, озеро Ильмень!"
А на следующий день спасслужбы стояли на ушах: кто-то утоп. Правда, как уверяет один из тогдашних организаторов Вячеслав Пахтусов, утоп кто-то не из фестивальных, а из соседнего городка, откуда и прибежали к профессиональным спасателям на слет за снарягой и советом.
Такие дела.

С первой попытки.


Напомнил Николай Адаменко (Харьков), затем - независимо и слово в слово - Сергей Данилов (Петербург).
Год примерно 88-й. Лагерь "Орленок" под Туапсе. Дом вожатых. Около полуночи. Адаменко пытается познакомить Берга со своими друзьями и их творчеством. Саша Гейнц и Сережа Данилов начинают с песни "Голубой ледопад". Не проходит и минуты, как дуэт пополняется третьим "голосом" - храпом Берга.
- Вот это да! - восхищается Адаменко. - Впервые вижу человека, который "вырубил" Берга с одной песни!
Комментарий Берга:
- При сем присутствовал. Как проснулся - помню. Как заснул и потом спал - нет. Храпа не слышал, это однозначно!

Если изоляция не информационная, жить можно!


Известный на Кавказе автор песен Валерий Митрофаненко рассказывал о том, как после возвращения со второго всесоюзного фестиваля авторской песни в Таллине осенью 1988 года он с удвоенной энергией включился в деятельность ставропольского Народного фронта, за что и оказался брошенным на десять суток в местные застенки. И вот он "отбывает", а там, на воле, кипит жизнь и пресса печатает статьи о прошедшем фестивале, что к зэкам, понятно, никакого отношения иметь не может.
И вот однажды в камеру вошел мент и спрашивает:
- Кто тут Митрофаненко?
- Я, - отвечает Валера.
- Вам велено передать, что Ваша песня опубликована в журнале "Музыкальная жизнь", - строгим голосом сказал надзиратель и вышел.

Не влезай: убьет!


Кто-то, кажется, москвич Станислав Колеников, рассказал, как один из его знакомых с некоторых пор (и довольно долго, не меньше года) старался не пользоваться троллейбусом как средством передвижения, а все из-за строчки в песне Ланцберга: 
        Мокро. Бьет от троллейбусов током.


Ночной кошмар.


Рассказывает Ольга Уварова (Москва).
- Когда Митяев с Казанцевой выясняли, кто кому нравится, я не выдержала и говорю:
- Олег, от тебя моя дочь плачет!
Он расцвел, обрадовался. Пришлось объяснить, что имеется в виду...
В 1995 году мы с Ленкой были на Грушинском вдвоем. Я ушла к тольяттинцам позвоночник править, а Ленка с Ирой пошли на концерт. Я их, конечно, на Горе потом не нашла, потом у меня всякие дела были... Прихожу, наконец, на стоянку, а ребенок в палатке пл ачет. Я говорю:
- Ты чего?
- Да-а, ты ушла-а, нас не нашла-а, а там на сцену Митяев выле-е-ез! - и ревет. Я говорю ей:
- Ну, ты не плачь, Митяев со сцены уже слез...
Еле успокоила!

Размерность.


Фраза с III Всесоюзного фестиваля (1990 год, Киев): "Авторская песня пока еще измеряется мэтрами, хотя в попугаях она гораздо длиннее!"
Следующая часть